История одного рекорда (Денис Пикляев)
«Истинное назначение человека — жить,
а не существовать.» Джек Лондон.
17:45
— Гуд лифт! Вес взят два к одному!
Он неуклюже встал со скамьи. Из носа на жимовую рубаху хлынула кровь, мутило, он сделал пару нетвердых шагов и оказался в руках своих выводящих.
— Все норм, хорошо пожал, уверенно!
Он знал, что это было не так: подвернул при опускании левый локоть, дожимал криво, «на бровях». «Молодцы, поддерживают, хотя…» — устало подумал он и легким тычком оттолкнул своего ассистента:
— Иди заказывай следующий.
— Сколько?
— Двадцатку накинь.
— Уверен? Ты же… — молодой парень замолчал в середине фразы.
— Да, уверен. Иди, иди давай.
Он опустился на стул и глубоко вздохнул. Он понимал, что будет дальше: две неудачные попытки после первой – грязноватой и неуверенной. «Слишком поздно» — подумал он, когда вернулся парнишка. Слишком поздно.
— Тебе что нужно?
— Нет, дайте посидеть, отдышусь и пойду на рекорд! – неудачно отшутился он, накинул на голову полотенце и закрыл глаза…
Ее снова не было на старте. Она никогда не приезжала. Подумать только: вместе уже лет, сколько? Девятнадцать, двадцать? А она так и ни разу не пришла его поддержать. Да, она не одобряла эти «глупые железки» и его «мальчишество», но справедливости ради, никогда и не отговаривала его… Но вот этот взгляд… Это молчание… Вчера он сказал, что это его последний выход на помост, потом все – только дом, работа, дети, собственное здоровье… и она. Только приезжай, он взял ее за руку и так и сказал:
— Только приезжай, мне это очень важно… чтобы ты была со мной тогда, когда я перечеркну эту страницу своей жизни… Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Понимаешь?
Она промолчала. Она отвернулась, и больше они не возвращались к этому разговору, он слишком хорошо ее знал, чтобы давить.
Он откинул полотенце с головы и посмотрел окрест. Его окружали представители ненасытной и всепоглощающей молодости, горячие и агрессивные, его соперники по штанге, многие из которых годились ему в сыновья. Он сам был таким же когда-то. Когда-то он презирал возраст и опыт, когда-то и у него внутри бурлила всесильная юность и черта-с-два он бы дал стареющему ветерану хоть один шанс. Старость не заслуживает шанса, она заслуживает плед и кресло, вечное брюзжание и воспоминание про то, каким ты был в юности.
Сейчас он ненавидел себя. Он смотрел на свои руки с синими вздувшимися венами, въевшимися в кожу желтыми мозолями и вспоминал о том, каким он был всего-то ничего, каких-то 15-20 лет назад. Он тоже, как и «эти», ходил с высоко вскинутой головой и гордо думал, что только начал свое восхождение… Но как же быстро пробежало время… Слишком быстро…
— Готовься, через троих идешь.
Он кивнул и встал со стула. Сознание вновь прояснилось. Он вновь стал собранным и спокойным.
— Какой иду?
— Девятый. Выжмешь – будешь пятым. — Выводящий избегал смотреть в глаза, он все понимал, что чудес не бывает. Но он хорошо делал свое дело.
— Поборемся. – он глубоко вдохнул грудью и начал раздавать указания:
— Грудь протяни ниже, да, вот так, достань вон те бинты, новые, им сегодня в первый и последний раз работать со мной. Ага, нашатырь дай – вдохну. Ремень ниже – пузо давит. Магнезию давай, брусок, а не этот порошок!
Последнюю фразу он уже прорычал. Он был снова зол: на себя, на этих молодых ребят, которым повезло родиться позже, на то, что он никогда не был великим, и так и не стал им, за то, что когда-то недоработал, не дошел, не дотянул… Некстати заныло левое плечо – старая травма. Отдало в локоть. Да, куда без них? Это тебе не шашки, здесь травмы, здесь боль, здесь пот и желание победить. Здесь его мир. И этот день, когда он проигрывает даже без борьбы.
Объявили. Он поднял голову вверх и зажмурился от прямых лучей электрического света, ударившего по глазам.
18:05
Быстро, слишком быстро тают секунды. Их всего 60. Потом, всего через несколько ударов сердца он встанет со скамьи и, разведя руками, с легким поклоном покинет бесславно помост. Потому что не справится с весом.
В животе предательски сжалось – она была в первом ряду. Она смотрела на скамью, она ждала его выхода. Она приехала, чтобы поддержать его. Как умела: молча, не вписывающаяся в эту спортивную обстановку, инородное тело, женщина, которая родила ему детей и была с ним всегда рядом. Удар под дых – в одной руке она зажала небольшую коричневую сумочку, за другую держался младший сын – его большие наивные глаза и маленький розовый детский пальчик, указывающий в его сторону. «Папа» — он прочитал по губам.
Все, теперь все. Теперь ложиться костьми.
Как-то его спросил младший:
— Пап, а ты самый сильный?
Он тогда поцеловал детскую пушистую макушку, обнял сына и произнес просто:
— Конечно, как же иначе?
Сейчас пришло время искупления. Время отвечать за свои слова. Время быть самым сильным.
Штангу подали хорошо, «в локти». Принял – и снаряд слегка «затрусило» наверху. Прозвучала команда. Выверенное, отработанное годами движение – гриф ровно лег на «солнышко» и застыл на долю секунды, чтобы с последующей командой судьи с легкостью взлететь вверх.
— Гуд лифт. Спортсмен уверенно справляется с весом.
Он также, как и в первый раз, тяжело и грузно вставал со скамьи. Уже знал, что сегодня не оставит шансов своему возрасту и своему страху. Он слишком долго боялся, слишком долго шел к этому старту, сегодня и сейчас решалось, каким он будет – его последний день на помосте. Сегодня и сейчас решалось, каким взглядом посмотрит на него завтра сын, как он сам будет завтра смотреть на себя в зеркало.
— Мам, а папа еще выйдет жать штангу?
— Да, сына, потерпи. – Она нервно сжала детскую ручку. Она не понимала, что сейчас творилось в голове у мужа, но каким-то особым женским чутьем угадывала, как, впрочем, и всегда, насколько важно находиться ей в этом зале. Поэтому и взяла с собой сына – так было нужно. Так было нужно – и она была рядом.
— Сколько следующий?
— Каким иду?
— Трое забаранили, повторяют тот же вес, если накинешь два с половиной – станешь третьим.
— А первым?
— Первым? Нужно еще двадцатку накинуть… и пожать.
— Заказывай. Если что – успеем скинуть.
— Понял.
Он знал, что не будет скидывать. Он не мог сегодня сделать шаг назад. Он вдруг понял, почему уходит без боли, без сожалений по этому спорту, которому отдал столько лет – потому что он сделал верный выбор. Яркое осознание этого пришло там, на помосте, когда он увидел глаза сына, когда пересекся взглядами с женой. Она его поняла, в самую трудную минуту была там, где должна была быть – и она стоила того, чтобы загасить к чертям собачьим свое эго, она стоила того, чтобы сегодня он ушел с помоста стареющим, но непобежденным хищником.
18:30
— На помост приглашается…
Он выходил, чувствуя затылком обжигающие взгляды тех, кто уже выступил. «Последний в потоке – когда это было?» — мысль, зацепившая по касательной.
Его всегда пугал этот пресловутый третий подход, в котором так много решалось. Непростая задачка – поставить на кон все и попробовать сорвать банк вопреки ожиданиям и простой логике. Но сам этот день, это «сегодня» — не поддавались логике.
Он сел на скамью, нашел ее взглядом и одними губами прошептал: «Спасибо» — бухнулся назад, жестко вгрызшись сведенными лопатками в поверхность лавки, широко расставил ноги, указательными пальцами нашел голые тела рисок грифа и скомандовал подающему:
— Давай!
Снаряд плавно нырнул на выпрямленные руки. Стянутая до предела низко жимовая майка тормозила движение штанги вниз, которое практически прекратилось в каких-то двух сантиметрах от груди, однако гриф покорно остановился аккурат в тот момент, когда соприкоснулся с телом атлета. После команды штанга лениво и нехотя устремилась вверх, застыв в верхней точке, когда включились локти.
Раздались жидкие аплодисменты – все было кончено.
Победил.
Он медленно встал со скамьи и поклонился – сил больше не осталось…
Автор: Пикляев Денис